— 61 —
он, что скользит по глазам малютки – знает ли кто-нибудь, откуда он исходит? О, да, молва гласит, что обитель его в волшебном селении, где среди теней тускло озаренного светляками леса висят два застенчивых чародейственных бутона. Оттуда прилетает он целовать глаза малютки.
Улыбка, что играет на губах малютки, когда он спит, – знает ли кто-нибудь, где она родилась? О, да, молва шалит, что юный бледный луч нарастающего месяца коснулся края тающей осенней тучки, и впервые тогда родилась улыбка в грезе омытого росою утра – улыбка, что играет на губах малютки, когда он спит.
Сладостная, нежная свежесть, что расцветает на членах малютки – знает ли кто-нибудь, где она так долго таилась? О, да, когда мать его была молодой девушкой, она охватывала ее сердце нежной и безмолвной тайной любви – сладостная, нежная свежесть, что расцвела на членах малютки.
— 62 —
огда я приношу тебе раскрашенные игрушки, дитя мое, я постигаю, для чего на облаках и на воде такая игра красок, и для чего цветы расписаны таким множеством оттенков – когда я дарю тебе раскрашенные игрушки, дитя мое.
Когда я пою, чтоб заставить тебя плясать, я хорошо знаю, для чего посылают волны хор своих голосов к сердцу внимающей земли – когда я пою, чтоб заставить тебя плясать.
Когда я приношу сласти твоим жадным рукам, я знаю, для чего есть мед в чашечке цветка и для чего плоды тайно наполняются сладким соком – когда я приношу сласти твоим жадным рукам.
Когда я целую лицо твое, чтоб заставить тебя улыбнуться, любовь моя, я постигаю, каков восторг, что струится с неба в свете утра, какова услада, которую летний ветерок приносит моему телу – когда я целую тебя, чтобы заставить тебя улыбнуться.
— 63 —
ы сделал меня известным друзьям, которых я не знал. Ты дал мне место в домах, не мне принадлежащих. Ты приблизил дальних и из чужого сделал брата.
У меня тревога в сердце, когда я должен покинуть обычное убежище, – я забываю, что и в новом обитает старое и что ты обитаешь и там.
В рождении и в смерти, в этом мире и в других, куда бы ты ни повел меня, всюду ты, все тот же единый спутник моей бесконечной жизни, вечно связующий мое сердце с непривычными узами радости.
Тому, кто знает тебя, никто не чужд, нет для него запертой двери. О, внемли моей молитве, не дай мне утратить в общении со многими блаженство прикосновения к единому.
— 64 —
а откосе пустынной реки, среди высоких трав, я спросил ее: "Девушка, куда ты идешь, затемняя плащом свою лампаду? Мой дом совсем темен и одинок – дай мне твой светильник!" Она подняла на миг свои черные глаза и взглянула мне в лицо сквозь сумрак. "Я пришла к реке, – сказала она, – пустить свою лампаду по течению, когда дневной свет померкнет на западе". Я стоял один среди высоких трав и следил за робким пламенем ее лампады, бесцельно плывущей по течению.
В безмолвии надвигавшейся ночи я спросил ее: "Девушка, у вас все огни зажжены, – куда ты идешь со своей лампадой? Мой дом совсем темен и одинок – дай мне твой светильник!" Она подняла к моему лицу свои черные глаза и остановилась на миг в нерешимости. "Я пришла, – сказала она наконец, – посвятить свою лампаду небу". Я стоял и следил за ее огоньком, бесцельно сгоравшим в пустыне.
В безлунной тьме полуночи я спросил ее: "Девушка, зачем ты держишь лампаду у своего сердца? Мой дом совсем темен и одинок – дай мне твой светильник!" Она остановилась на миг и задумалась, глядя на мое лицо во мраке. "Я принесла свою лампаду, – сказала она, – чтоб присоединиться к карнавалу факелов". Я стоял и следил за ее маленьким светильником, бесцельно затерявшимся среди огней.
— 65 —
акой божественный напиток хотел бы Ты получить, Господи Боже мой, из этой льющейся через край чаши моей жизни?
Мой Поэт, доставляет ли Тебе наслаждение видеть моими очами сотворенное Тобой и стоять у врат моих ушей, чтоб безмолвно внимать Твоей собственной вечной гармонии?
Твой мир сплетает слова в уме моем, и Твоя радость присовокупляет к ним музыку, Ты отдаешься мне в любви и чувствуешь во мне свою собственную сладость.